Дочь лейтенанта М. Максимова – о блокаде, о своём отце и песне «Синий платочек»
Такие подарки в журналистской практике случаются не часто. Около двух лет назад в газете был опубликован мой материал «Метаморфозы песни «Синий платочек» - об истории создания знаменитой песни Великой Отечественной войны, связанной и с нашим городом.
«Синий платочек» и лейтенант М. Максимов, который написал слова военного варианта песни, «живут» со мной с 1985 года. Тогда в одной из телевизионных передач Юрий Евгеньевич Бирюков впервые рассказал историю создания песни. Думаю, нетрудно представить, какой была радость, когда через социальные сети меня нашла дочь Михаила Александровича Максимова Е.М. Петрова.
Елена Михайловна - инженер. Ещё студенткой вышла замуж за болгарина и с 1960 года живёт в Софии. Закончила ЛПИ им. М.И. Калинина, электромеханический факультет. До выхода на пенсию работала по специальности. Член союза переводчиков в Болгарии с момента его основания. Переводила преимущественно техническую литературу - языки: русский, болгарский, польский и английский. Работала и в кабине синхронного перевода на научно-технических конференциях с международным участием. В последние годы в память об отце собирает подробности истории «Синего платочка».
Но, у нее и у самой есть своя история, связанная с Великой Отечественной войной, блокадой Ленинграда.
Ленинград. Блокада. Подвалы Эрмитажа.
Наверное, у всех, кто пережил блокаду, память снова и снова воспроизводит звуки метронома. По нему жители Ленинграда угадывали обстановку в городе. Если радиопульс нормальный – 60 ударов в минуту – всё спокойно. Учащенный – бомбёжка или артобстрел. Когда началась война, Елене не было и десяти лет.
- Немцы быстро приближались к Ленинграду, и мы с ужасом следили за сводками, которые передавались по радио, за тем, как сжимается вражеское кольцо вокруг нашего города, - вспоминает Елена Михайловна. – Бомбёжки, артобстрелы. Скоро не стало ни воды, ни света, ни отопления. Всё ощутимее становился голод….
Глава семьи, Михаил Максимов, имел бронь, но, уже в первые дни войны, в июне 1941 года добровольцем ушёл на фронт. Служил в 1-й горнострелковой бригаде помощником командира артиллерийско-пулемётного батальона. Потом был отозван в распоряжение газеты «В решающий бой!» 54-й армии Волховского фронта. Однажды, заскочив ненадолго домой, сказал: «Быстро собирайте всё необходимое. Будете жить в бомбоубежище под Эрмитажем!». Так Лена с мамой и бабушкой оказались в эрмитажном «подземном царстве» со старинными арками и проёмами.
«…Подвалы имели несокрушимые своды, поэтому легко могли превратиться в убежища… Люди обжили это пространство, как сумели: окна заложили кирпичами, навесили железные двери, быстро сколотили топчаны. Топчаны громоздились повсюду. Самые лучшие места были в нишах. Но ниш на всех не хватило. Топчан Леночки и мамы под номером 620 и бабушкин, 619-й, стояли в проходе между нишами...» - это отрывок из рассказа «Эрмитажные атланты. Леночка». Написан он по детским воспоминаниям Елены Михайловны Петровой писателем Татьяной Кудрявцевой и вошёл в её книгу «Маленьких у войны не бывает» (Издательство «Акварель», 2015 г.).
Автор более тридцати лет собирала рассказы о детях, которые помнят войну: помнят блокаду, эвакуацию, оккупацию или даже фронт и концентрационный лагерь. О том, что они испытали, как сумели выжить и победить. Книга вызвала большой интерес и в нынешнем, 2020 году, переиздана издательством «Речь», расширена и дополнена.
- Часто ночью мы просыпались от взрывов, – вспоминает Елена Михайловна. - Это бомбы замедленного действия падали в Неву. Однажды, когда возвращались в бомбоубежище вдоль Зимней канавки, начался артобстрел. Немецкий снаряд попал в портик Нового Эрмитажа и «ранил» одного из атлантов, раскаленные осколки посыпались к нашим ногам. Осколки шипели, снег вокруг них таял... В том бомбоубежище стало опасно, велели перейти в другое…
Из той блокадной зимы вспоминается многое. Например, случай с бабушкой, когда она ушла получать продукты по карточкам и пропала, нет и нет… Уже к вечеру её привели совершенно незнакомые люди. Бабушка упала в обморок от голода - тогда это было обычным делом. Но, на карточки и деньги никто не позарился. Люди, стоявшие в очереди, привели её в чувство, подали сумку, в которой были карточки на троих на месяц, и проводили до ворот Эрмитажа.
Ещё одно яркое воспоминание, когда перед Новым годом обитателей эрмитажного бомбоубежища пригласили на выставку. Архитектор А.С. Никольский, проживавший здесь же, в третьем бомбоубежище, решил показать свои художественные творения, здесь же и выполненные. Особенно интересно было рассматривать рисунки, на которых были узнаваемы подвалы, в которых они жили. Было очень холодно. «…Кто в фуфайке, кто платком или шарфом обмотан. Стоять – сил ни у кого не было. Каждый примостился, как мог, чтобы внимательнее рассмотреть работы».
Работы архитектора А. Никольского были представлены в качестве доказательства на Нюрнбергском процессе, когда судили фашизм. Говорил о них Иосиф Абгарович Орбели, директор Эрмитажа. В годы Отечественной войны Орбели оставался в осаждённом Ленинграде и вёл отчаянную борьбу по сохранению коллекции Эрмитажа. Создание бомбоубежища в подвалах Эрмитажа – была его идея.
На свидетельской трибуне в Нюрнберге «академик выступил, как прокурор», - писала газета «Правда». Орбели приводил только факты - назвал число снарядов, выпущенных по Эрмитажу, число бомб, сброшенных на Эрмитаж.
Перечислял архитектурные памятники, пострадавшие в Ленинграде от артиллерийских обстрелов и авиационных бомб… И в качестве документа привёл рисунки академика Никольского. Это были настоящие «свидетели обвинения».
- А накануне Рождества, в январе 1942 года, Орбели влетел в бомбоубежище с криком: «Быстро собирайте вещи, бомба попала в водопровод!..». И мы все очутились в морозную Рождественскую ночь на улице, разбрелись по промёрзшим домам…
В 2011 году, вспоминая блокадную зиму, проведённую в музейных подвалах, Елена Михайловна написала в Эрмитаж письмо с просьбой подтвердить её пребывание в эрмитажном бомбоубежище. В музейном архиве в списке проживавших без труда нашли имена семейства Максимовых. Тогда же, в 2011 году, она получила знак «Житель блокадного Ленинграда», вручал его в Посольстве РФ в Софии посол Юрий Николаевич Исаков.
В 2012 году Е. Петрова (Максимова) приезжала ещё с одной блокадницей из Софии на празднование Дня победы в Петербург. Очень хотелось побывать в бывшем бомбоубежище под Эрмитажем, в котором провела несколько месяцев во время блокады.
- Это посещение состоялось благодаря сотрудницам Эрмитажа - Наталье Сидоровой и Юлии Кантор, - с разрешения М.Б. Пиотровского и зам. директора Эрмитажа В.Ю. Матвеева. Именно Владимир Юрьевич Матвеев и обе сотрудницы провели по бывшему бомбоубежищу. Благодаря Н. Сидоровой и Ю. Кантор состоялась и встреча с директором Эрмитажа Михаилом Борисовичем Пиотровским. Так что пребывание в Петербурге в 2012 году было насыщено незабываемыми событиями и встречами.
Недавно для выставки, посвящённой 75-летию Победы, которая готовилась в Эрмитаже, Елена Михайловна по просьбе устроителей написала голосовое письмо с воспоминаниями о пребывании в бомбоубежище в зиму 41-42 годов.
- В феврале 1942 года отец снова заехал домой. В один из дней решил проведать свою одноклассницу. Вернулся расстроенный и тихо сказал: «Фриду съели...». Я никак не могла понять, как это съели?! Только позже мне объяснили, и я долго не могла успокоиться... Было решено: мы эвакуируемся. Из Ленинграда уезжали 28 февраля. Ехали в военном фургоне, внутри было очень холодно, его насквозь продувало. Через какое-то время поняли, что уже вышли на ладожскую трассу, которую называли Дорогой жизни. Сидим, скрючившись, машину болтает, покачивает. Брезент снаружи как градом обдает - это осколки льда от взрывов снарядов…
2 марта были в Волхове. Несколько дней жили в доме, где располагалась редакция газеты «В решающий бой».
Наш приезд в Волхов отмечен в военном дневнике писателя Павла Лукницкого, который прибыл накануне. В Волхове мы пробыли несколько дней в ожидании товарного поезда на Череповец. Уже, будучи взрослой, в военном дневнике писателя прочла:
«2 марта. Полдень.
Волхов 1-й. Редакция
«… приехал сотрудник редакции, лейтенант Максимов, привез, свою семью, отправляет ее в Череповец. Сейчас он сидит в редакции, рассказывает о Ленинграде… Лейтенант этот — из красноармейцев, здоровяк, нервы у него крепкие. Но то, что представляется там, в Ленинграде, взору приезжего, выше самого больного воображения. Ужасы Ленинграда никто и никогда не изобразит с той реалистичностью, какая была возможна в литературе всех времен и народов. Слова не произнесутся. Перо не напишет.
Обстрелы — сплошные, по всему городу, по сто, по двести тяжелых, каждый день. Грязь. В доме, где жил Максимов, нечистоты свисают с балкона на балкон заледеневшими сталактитами…
Гусев и Максимов привезли все же и хорошую весть: Ленинград очень медленно, но оправляется. В некоторых учреждениях уже есть электрический свет (с перебоями, правда). Население занято очисткой города — улиц, дворов, лестниц. Кое-что дают по карточкам из продуктов: дали мясо, по полкило крупы, сухую картошку… В каждом районе появилось по одной, по две бани. Кое-где открылись парикмахерские. Такая парикмахерская есть, например, в доме, где был ресторан «Москва», — женщины «всем смертям назло» даже делают маникюр…».
- Из Череповца мы поехали в деревню Данское, - рассказывает Елена Михайловна, - в четырёх километрах от города, и там пробыли до лета 1943 года. В деревне мама и ещё одна блокадница (Марфа Цветкова) организовали детские ясли и этим очень помогли местным жителям.
Летом 1943 года переехали в Череповец. Там я закончила четвёртый класс. Мама работала на обувной фабрике. Вскоре она получила приглашение на работу в Ленинграде, и мы, наконец, в августе 1944 года, вернулись домой из эвакуации. Жили в своей старой квартире – на канале Грибоедова.
В своём архиве, Елена Михайловна бережно хранит вырезки из газет со стихами отца, чудом сохранившиеся письма, которые он писал с фронта. Среди них и это стихотворение:
Дочке
Елена Михайловна помнит, как расстроили её строки «Ты в родной вернёшься город, в раскрасавицу Москву». Плакала: «Не хочу в Москву!»… А потом обнаружила письмо, в котором отец объяснял, что написал так для рифмы, и прислал новый вариант:
Были стихи и для мамы:
Из письма М. Максимова дочери: «…Письмо твое, доченька, получил. Я давно тебе не писал, и ты на меня в обиде. Ты, дочка, за меня не беспокойся, на войне всякое бывает. Я очень рад твоим школьным успехам и отличным оценкам. Это твой последний год в деревенской школе. Война скоро кончится, и опять пойдешь в свою старую школу в Ленинграде. Она цела, хотя в нее попало несколько снарядов. У нас уже выпал снег и холодно. Для нас это хорошо, а для фрицев плохо. Бывают ли у вас какие-нибудь газеты, читаешь ли ты, как немцев везде лупят?... Ты, конечно, стала совсем большая девчушка за время войны. А я стал седой и худой. И еще - выше. Ну, да после войны будем поправляться. Еще раз тебя прошу – за меня не беспокойся, учись и делай свои дела-делишки. Обнимаю и целую тебя. Твой папка…» (10 ноября 1943 г.).
